В бессмертном фильме «Офицеры» есть эпизод, где в годы Гражданской войны одного из героев награждают «красными революционными шароварами». Сегодня такая награда выглядит курьезом, вызывающим улыбки зрителей. Но по тем временам и «революционные шаровары», и любой другой предмет одежды или обуви был настоящим ценным подарком. Причем, не только для красноармейцев.

Вечером 13 июня 1919 года на собрании членов партийной ячейки работников Симбирской ГубЧК, когда двадцать пять коммунистов и шестеро сочувствующих обсуждали постановку хозяйственного дела в их учреждении, остро встал вопрос «об обуви и о невозможности приобрести таковую для нуждающихся сотрудников ЧК». По итогам обсуждения был составлен «список нуждающихся в предоставлении обуви», который направили в Президиум ГубЧК «для испрашивания обуви в Военкомате не более 5-6 пар»¹.

Впрочем, босыми ходили не только чекисты, но и милиционеры. Во всяком случае, сотрудники первого района Симбирской Городской Милиции на своем партсобрании 9 июня 1920 года также постановили «просить Начальника Гормилиции о выдаче сапог, как на старых служащих, так и вновь поступивших в милицию»².

При этом лачевное положение с материальным обеспечением личного состава органов правопорядка сохранялось, по крайней мере, до 1923 года. Об этом свидетельствует, в частности протокол № 6 заседания ячейки РКП Губмилиции от 23 марта 1923 г.³

Несколько лучше дела с обмундированием обстояли в Красной Армии. Настолько лучше, что бойцы даже имели возможность продавать его «излишки». Красноармейская коммерция приобрела столь широкий размах, что начальник гарнизона и военный комендант вынуждены были издать по этому поводу специальный приказ № 175 от 15 декабря 1920 года. В нем говорилось: «В момент, когда республика нуждается в одежде и обуви, несознательные т. красноармейцы тащат на толчок свое последнее обмундирование и продают его за бесценок спекулянтам.

…Явление позорное, влекущее за собой суровую кару. Предупреждаю всех, что с момента выхода приказа будут отбираться все казенные имущества, как у продающих, так и у покупающих, будь ты военный или гражданин. И все задержанные с указанными казенными вещами будут предаваться суду немедленно с предварительным заключением под арест». Для пресечения военно-рыночных отношений, милиции поручалось совместно с комендантской командой проводить на рынке ежедневные облавы, задерживать и препровождать в комендатуру красноармейцев без увольнительных записок, «праздно ходящих по толчку»⁴.

Удалось ли таким образом обуздать предпринимательскую инициативу бойцов, не известно. А вот вся партийно-политическая работа в губернии оказалась на грани срыва, поскольку служащие массово переставали ходить на работу, потому что… было не в чем.

Во избежание административной катастрофы в марте 1920 года председателю Губкома дважды пришлось обращаться к главе правления ЕПО (единой потребительской кооперации) товарищу Никанорову с просьбами «отпустить служащим Губкома Р.К.П. вне всякой очереди обувь ввиду отсутствия таковой у служащих»⁵. А потом – и лично к «заведывающему магазином (бывш. Степанова), отпустить обувь служащим без очереди, поскольку они «не могут стоять в очереди по целым дням, так как это тормозит партийную работу»⁶.

Однако с выполнением просьб ответственных партийных товарищей работники советской торговли почему-то не спешили. И спустя почти месяц – 13 апреля временно исполнявший должность секретаря Губкома и комендант Дома Свободы вынуждены были вновь напомнить заведывающему универсальным магазином № 2, об их просьбе «отпустить вне всякой очереди обувь для служащих Губкома Р.К.П. согласно предъявленной ведомости»⁷.

Отдельным письмом председатель Губкома просил ГУКОЖ отпустить за наличный расчет некоей тов. Дросздовой «одну пару кожаных сапог ввиду крайней нужды»⁸.

Судя по приведенной переписке, особенно острым был дефицит именно обуви. Но не только. Например, членам Губкома товарищам Храмцову и Карапицкой, в виду их крайней нужды срочно требовалось по одной паре перчаток⁹.

Но, пожалуй, самым высокопоставленным нуждающимся оказался ни кто ни будь, а младший брат председателя Губернского комитета партии, секретарь Симбирского губкома комсомола Вацлав Варейкис. 12 января 1920 года секретарь губернского комитета РКП(б) официально обратился в Симбирской Горсовет с ходатайством выделить парню «сукна или готовый френч в виду его крайней нужды»¹⁰.

Не лучше, чем с одеждой и обувью складывалась и ситуация с продовольствием.

Вновь обратимся к протоколу собрания чекистской парячейки 13 июня 1919 года. Наряду с нехваткой сапог, обсуждалась там и ситуация с питанием. Желающих высказаться по этому поводу было тоже предостаточно. Например, тов. Иванов «обрисовал в ярких картинах недосмотр, плохое наблюдение и снабжение столовой ЧК, на дороговизну обедов и на создавшуюся очередь с обедами за отсутствием кухонной посуды: вилок, ложек, тарелок, ножей…».

Касательно продовольствия, решено было обратиться в Военкомат с резолюцией такого содержания: «Общее собрание служащих и членов коммунистической ячейки при Симгубчрезвычайкоме… констатирует, что Интендантство при Сим. Губвоенкомате не додает полагающихся сотрудникам ГЧК продуктов, невзирая на постановление Совета Рабоче-Крестьянской Обороны. Так, например, в прошлый месяц было выдано масло, но не выдали табак и т.д. В этом месяце выдали муку, пшено, но не выдали масла, сельдей, табаку и т.п.

Находя положение в высшей степени ненормальным, т.к. ЧК не имеет возможности добыть продукты из Горпродкома, вынуждена приобретать часть продуктов по спекулятивным ценам, без чего продовольствие служащих ЧК находится в ужасающем состоянии.

Считая, что Смб. Чр. Комиссия, призванная бороться со всякого рода злоупотреблениями, в том числе и спекуляцией, не имеет нравственного права приобретать провизию от спекулянтов, общее собрание служащих и членов Коммунистической ячейки постановило: обратиться в губвоенком с предложением, принять меры к устранению ненормальностей в смысле снабжения продуктами служащих ГЧК»¹¹.

Примерно в то же самое время личный состав первого района Гормилиции сетовал на то, что в июне 1920 года не получил вместо сахара варенье, а спички выдали всего по два коробка вместо четырех¹²…

К весне 1921 года ситуация с продовольствием заметно ухудшилась – в Поволжье начинался печально знаменитый голод. В этих условиях горком партии не мог сидеть, сложа руки. Необходимо было принимать экстренные меры, которые и обсуждали 6 мая на заседании пленума Симгоркома РКП с представителями от потребкоопеерации и отдела общественного питания губисполкома. В частности, рассматривался вопрос об открытии при горкоме столовой для всех членов партии и кандидатов городской партийной организации, а также организаций Губкома, укомов, включая и временно прикомандированных.

Кроме того, «исходя из соображений, что члены партии находятся в особо худших условиях экономического положения, чем вообще граждане», Горком счел необходимым прикрепить к новой точке общепита также и жен партийцев. А детей в первую очередь поместить или прикрепить к какому-либо детскому дому, дабы этим облегчить положение их родителей.

Поскольку помещение столовой не могло вместить всех желающих, обеды разрешалось брать на дом, как в готовом виде, так и в сыром.

С учетом всего сказанного, пропускная способность столовой увеличивалась с 400 до 700 человек в день¹³.

Спустя две недели, 20 мая 1921 года оргбюро Симгубкома приняло постановление «О продовольственном содержании ответственных работников и служащих Губкома РКП». В нем говорилось: «Предложить Губисполкому сделать распоряжение Губпродкому открыть столовую при Губкоме РКП на правах ударной с введением завтраков и ужинов, причем надлежит указать Губпродкому, чтобы им произведено было забронирование продуктов на 2 месяца на 700 человек, имея в виду удовлетворение в этом числе двоих членов семьи каждого служащего Губкома.

Предложить Горкому немедленно подыскать опытного партийного работника, знающего хозяйственное дело, на должность заведующего этой столовой»¹⁴.

О том, как губерния пережила голод, будет рассказано в одной из следующих статей. А пока лишь отметим, что «элитная» столовая закрылась в сентябре из-за недостатка продуктов¹⁵.

Не удивительно, что в таких условиях люди выживали, как могли. Порой даже ценой нарушения партийной дисциплины. Одним из таких нарушителей оказался даже член РКП(б) товарищ Цыренков – сотрудник транспортной ЧК Симбирска.

Нарушение партийного устава выразилось в том, что чекист вступил в члены частной артели, «преследующей цели наживы, но не цели производства».

Проступок не остался незамеченным и 17 января 1921 года «дело Цыренкова» рассмотрел Президиум РКП(б) при ОДТЧК Симбирска. В ходе заседания было подчеркнуто, что «линия поведения, проявленная тов. Цыренковым говорит за его узкий кругозор политических мировоззрений и неустойчивость, как члена РКП(б)». Придя к такому выводу, президиум постановил «весь имеющийся материал дать на обсуждение общего собрания ячейки, после чего направить таковой в Контрольно-проверочную комиссию при Горкоме»¹⁶.

О дальнейшей судьбе «уставоотступника» история умалчивает. Но, очевидно, что в своем стремлении выбраться из нищеты он был не одинок. Тем более, что голод, в конце концов, миновал, а на смену военному коммунизму в страну пришла новая экономическая политика (НЭП), пагубно сказавшаяся в первую очередь на членах партии, заразив их «хозяйственным обрастанием».

О том, что это такое, расскажем в следующей статье.

1^ ГАНИ УО Ф.1, оп. 1, д. 85. Л. 7.

2^ ГАНИ УО Ф. 13, оп. 1, Д. 127, л. 12.

3^ ГАНИ УО Ф. 13, оп. 1, Д. 423. Л. 44.

4^ ГАНИ УО Ф. 1, оп. 1. Д. 171, л. 40.

5^ ГАНИ УО Ф.1, оп. 1. Д. 152. Л. 75.

6^ ГАНИ УО Ф.1, оп. 1. Д. 152. Л. 76.

7^ ГАНИ УО Ф.1, оп. 1. Д. 152. Л. 84.

8^ ГАНИ УО Ф.1, оп. 1. Д. 152. Л. 37.

9^ ГАНИ УО Ф.1, оп. 1. Д. 152. Л. 44.

10^ ГАНИ УО Ф.1, оп. 1. Д. 152. Л. 12.

11^ ГАНИ УО Ф.1, оп. 1, д. 85. Л. 7.

12^ ГАНИ УО Ф. 13, оп. 1, Д. 127, л. 12.

13^ ГАНИ УО Ф. 13, оп. 1, Д. 209. Л. 32

14^ ГАНИ УО Ф. 13, оп.1, Д. 206. Л. 34

15^ ГАНИ УО Ф. 13, оп. 1, Д. 209. Л. 66

16^ ГАНИ УО Ф. 13, оп. 1, Д. 235. Л. 8.

Владимир Миронов